Я давно догадался, что обычному читателю нет никакого дела до изобразительных особенностей текста, до лексического разнообразия, до метафор и эпитетов, до совершенного построения конструкций фраз, что его занимает лишь обычная информация, линейно развивающаяся с понятным сюжетом, с разными драмами, слезами, хохотом и счастливым концом. Иными словами, высокая художественная литература для него - терра инкогнита. И все же, сидя с таким читателем на уютной скамейке в новом парке у небольшой речушки и поглядывая, как скользят по воде отпечатки серебристых облаков, словно это была не речка, а киноплёнка с чудесным фильмом, я чувствовал, что выгляжу для читателя несколько смешным, и тревога моя от мысли, что вот сейчас, когда я спрошу у него - понравился ли ему «Архиерей», которого я посоветовал ему прочитать недели две назад, буду походить в его глазах на человека с явным признаком маниакального помешательства. Так и есть! Читатель сказал, что ничего не понял в этом рассказе, что это какая-то белиберда без смысла и без юмора, без которого он Чехова представить себе не может. Для меня - это вершина прозы, для него «белиберда». Я не стал оспаривать его выводов, лишь только заметил, что Чехов для меня начинается тогда, когда перестает быть смешным. Хотя бы с рассказа «Гусев».
Юрий КУВАЛДИН