Я бываю и убийственно ласков, и по-злому добр, и прямодушно изыскан, и природно интеллигентен, и филологически народен. Вот-вот, об этом постоянно думаю, например, у зимнего дерева, у которого не спрашиваю, желает ли оно превратиться в позорный столб, потому что факты декабря упрямы, оттого и голые. Да к тому же обледенелые, поблескивающие в вечерних сиреневых диодовых гирляндах, похожих на искрящиеся капли дождя. А вообще-то, жизненность писателя еще раз подчеркивает кладбище. Некоторым так и не удалось добраться до него, а некоторым, как, например, Грибоедову, - с большими трудами. Случались и грустные похороны. Такие были у Аполлона Григорьева. На них пришли его приятели - Страхов, Аверкиев, Достоевский, композитор Серов. За несколько дней до смерти Григорьева вызволила из долговой тюрьмы некая генеральша. И вот теперь на похоронах были его сожители по долговому отделению, напоминающие выходцев из царства теней. По дороге с Митрофаньевского кладбища зашли в кухмистерскую. Выпили водки. Помянули. Говорили о покойном. Произносили более или менее хмельные спичи. Дружбу с Григорьевым мало кто водил. При встрече предлагалось непременно отдать честь Бахусу...

Юрий КУВАЛДИН