Среди многих поэтических переводов Аркадия Штейнберга из разноязычных поэтов, меня всегда тревожит вот этот перевод из превосходного немецкого поэта Стефана Георге:
Стефан Георге
(1868-1933)
* * *
Я на окне, храня от зимней стыни,
Цветок взрастил, но вопреки старанью,
Меня печаля, он поник, а ныне
И вовсе покорился умиранью.
Дабы забыть судьбу его былую
Цветущую, я, на решенье скорый,
Бестрепетно сорвал напропалую
Увядший венчик, безнадежно хворый.
Нет, мне не надобно цветка больного!
Что толку в этой новой жгучей ране?
Вот возвожу пустые взоры снова,
В пустую ночь тяну пустые длани.
Перевод с немецкого Аркадия Штейнберга
Ритмика, мелодика, лексика, оригинальная рифма в мастерском переводе Аркадия Акимовича Штейнберга рельефно говорят о самой сердцевине искусства - о слитности формы и содержания. Форма - это слова, которые связывают образы в единую этическую картину. Тут для меня иначе заиграло слово «этический», без которого нет слова «поэтический». То есть искусство неразрывно связано, скажу несколько возвышенно, с правилами хорошего тона, а, проще говоря, с воспитанностью, с тактом, с культурой поведения. Есть вещи, которые художник должен избегать в силу этических соображений. Момент такта неразрывно связан с высоким вкусом, воспитанным на лучших образцах искусства. Вопрос заключается не в исключении из объекта внимания художника негативных сторон жизни, а в том, каким образом эти неприятные для воспитанного человека чувства передаются. Речь идёт о мастерстве. Нет запретных тем для истинного таланта. Поэтому в художественном произведении главенствующее место занимает не «что» описано, а «как». Пошлость возникает у людей лишенных вкуса, для которых важно лишь, «что» рассказать. Собственно об этом, о мастерстве, через образ цветка и написано стихотворение Стефана Георге. При всей горечи утраты, поэт тянется к прекрасному живому цветку. А всё больное (банальное) должно оставаться за кадром.
Юрий КУВАЛДИН
