Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.
Юрий КувалдинГИЛЕЯ
эссе
Я люблю Москву больше, чем её любил Антон Чехов, ибо он был из Таганрога, и знал город поверхностно. Я родился на Никольской в "Славянском базаре", и исходил её за 60 лет вдоль и поперек, знаю каждую улочку, каждый тупичок, даже Кисельный тупик, где был журнал "Театральная жизнь" и жил мой друг артист Александр Чутко. Я люблю Москву до самозабвения, и каждый день днем, в переревы между работой за письменным столом, навещаю какой-нибудь её уголок. Вот, к примеру, на днях под палящим солнцем немилосердного августа иду я Тверским бульваром к Никитским воротам, и замечаю вывеску: "Гилея". Наконец-то, книжная лавка «Гилея» в центре! Тверской бульвар дом 9, там, где Галерея современного искусства Зураба Церетели, где выставлялся лучший авангардист и мой друг Игорь Снегур. Захожу, высятся современные книжные стеллажи, и сразу взгляд упирается в «Дневник» Юрия Кувалдина. "Гилея" - это книжный магазин серьезной, симфонической литературы.
Пасмурным теплым весенним декабрьским деньком иду по любимому 1-му Казачьему переулку, в котором до сих пор стоит бревенчатый дом, в котором в начале 90-х годов торговал элитарными, то есть настоящими книгами Марк Фрейдкин. Настоящие книги - это Булгаков, Мандельштам, Платонов, Пильняк, Замятин, Волошин… Все эти авторы были изгнаны из книжных магазинов широким шопингом попсы. Марк Ильич Фрейдкин продавал и то, что я издавал: Лев Копелев, Юрий Нагибин, Фазиль Искандер, Юрий Кувалдин, Евгений Блажеевский, Станислав Рассадин, Лев Аннинский, Ирина Роднянская и т.д. и т. п. Из 1-го Казачьего, минуя Полянку, перехожу в 1-й Хвостов переулок. Тут прямо у метро "Полянка" расположился бездарный книжный магазин "Молодая гвардия" (одно название - убийственно), торгующий книжным ширпотребом - попсой. Это он изгонял писателей со своих прилавков. С книгопродАвцами с тех пор я окончательно разошелся. Недобитые комсомольцы!
Художественные особенности текста должны превалировать над содержанием. Содержание - стрельнул, упал, догнал - поле примитивной попсы, озабоченной сбором денег с нетребовательного населения. В каждой новой вещи я стремился к постоянному восхождению по ступеням мастерства. То есть очень серьезно работал над формой. Я всегда помнил, что фраза должна становится все более напевной и простой, несмотря на то, что одновременно должна постоянно удлиняться. Вообще, в стиле писателя есть оптический обман для читателя. Простота достигается через сложность. Как это делает Лидер Третьего Русского Авангарда художник Александр Трифонов в картине 2007 года "Мир человека". Чехов кому-то говорил, что писать нужно сложными, сложносочиненными с подчинениями и вводными предложениями фразами, только в этом случае можно добиться простоты. Вот на таких парадоксах зиждется работа над формой в литературе. Тележурналист Николай Карлович Сванидзе берется рассуждать о художественной литературе, о великолепном писателе Юрии Марковиче Нагибине, слабо понимая художественную литературу или вовсе оставаясь глухим к ней. Телеэкран, картинка - вторичны по отношению к литературе. Литература создается и читается в одиночестве. Адекватный разговор о литературе по телевизору - это показ текста для чтения на экране, как в интернете. Текст - для личностей. Экран - для попули, от этого и идет слово - попса (раньше это называлось ширпотребом). Ныне телевизор смотреть неприлично. Поэтому в интернете уже создан сайт - интернет против телевидения. В интернете - свободное выражение каждого, каждый имеет право показать себя. В телевизоре захватили экран манекены и топчутся там десятилетия, выражая волю властей. Власть управляет государством по телевизору. Но недолог их век. Власть в скором времени будет символичной. Общество не будет больше нуждаться в окриках и запретах. И телевидение станет таким же доступным для каждого, как интернет: миллион программ, и каждый будет светиться на голубом экране… Читают книги - единицы. Бизнесу нужны миллионы покупателей. Своевобразную попсу и изготавливает в ящике Николай Сванидзе. В телефильме о Юрии Нагибине по каналу "Россия" Николай Сванидзе с видом первооткрывателя цитировал "Дневник" Юрия Нагибина, послесловие писателя Юрия Кувалдина, ни разу не упомянув меня, не сославшись на меня, мало того, он придумал легенду, что Юрий Нагибин опередил Михаила Булгакова с его "Мастером и Маргаритой" (публикация в журнале "Москва" в 1967 году) именем "Гелла". "Дневника" Юрия Нагибина в том виде, в котором он теперь пошел по миру, не было бы, если бы не мое составление, моя редакция, мои примечания, мой писательский и издательский опыт и т.д. Это я - писатель Юрий Кувалдин - решил включить в "Дневник" эссе "О Галиче - что помниться" и "Голгофу Мандельштама". Я действовал свободно, как будто я сам был Юрием Нагибиным и сам писал этот дневник со всею ненавистью к тоталитарному режиму, к пропагандистам-функционерам этого режима, к манекенам на телеэкране. В мае 1994 года Юрий Маркович Нагибин переправил имя "Белла" на имя "Гелла", чтобы не обижать поэтессу Беллу Ахмадулину, одну из своих жен в молодости. "Я пролистал машинопись, поражался откровенности записей, а Нагибин увлеченно продолжал говорить. Потом вдруг рассмеялся: - Тут на днях пригласили меня в музей Пушкина на Арбате. Шофер высадил меня в переулке. По Арбату ездить теперь нельзя. Вечер. Горят фонари. Нашел музей. Вхожу. Вахтер внимательно посмотрел на меня и говорит: “А я вас знаю. По телевизору показывали. Вы - Набоков!” Я рассмеялся вместе с Нагибиным. Мне показалось, что он был рад мне как собеседнику. По всей видимости, здесь, в Пахре, за высоким забором писательской дачи он чувствовал себя одиноким. Любопытная деталь: слушающий, он мне казался стариком, но молодел, когда темпераментно начинал говорить. Я чувствовал в нем жажду разговора. Потом, прочитав дневник, нашел подтверждение этому одиночеству: “Друзей в литературе у меня нет”. - Конечно, не принято печатать дневник при жизни, - сказал Нагибин, энергично проведя рукой по седой шевелюре, - но я напечатаю! Только нужно кое-что поправить... Люди живы. Могут обидеться…" Юрий Маркович Нагибин полагал, что он будет свидетелем реакции знакомых на его "Дневник". Он мне все время повторял, мол, ну и врежу я всем этим слугам режима, хватит терпеть, я распустил все пояса, рванул рубаху на груди. И наливал в хрустальную рюмку холодную водку, и подавал горячие блины с маслом и с красной икрой. Гуляй! Но, увы, Господь уберег его от этого. 17 июня 1994 года писатель Юрий Нагибин умер.
Андрон Михалков-Кончаловский пил и ел рябчиков. Тем и войдет в историю литературы. Ибо литература вечна, а кино смертно. Сейчас невозможно смотреть советскую полуправду. Уж жил бы в Америке и гнал бы за бабки попсу про паровозы и стрельбу, сверкая вставными зубами хищника, как акула. Как они все тогда рванули за кордон! Думали, их там ждут. А там - такие же бизнесмены, не державшие в руках букварь. И опять все сюда, назад, почуяли - тут совок реставрируют. Ошибаетесь. Это временная уступка пережившим свое время наивным старикам с убеждениями. Интересное слово "убеждение". У беды. Принести человеку беду, значит - убедить его. Коммунизм принес беду. О Николае Сванидзе и говорить не хочется. Его ждет судьба Валентины Леонтьевой, как и всех манекенов с экрана - полное забвение. Кто такой Евгений Киселев? А ведь светился каждый день. Жен писателей просто презираю - они интересовались только гонорарами. А Нагибин все ставил и ставил штампы в паспорте. Итак. Писатель Юрий Нагибин бессмертен. А эти, мельтешащие на экране, мотыльки. Согласно теории рецептуализма - бессмертие обретается в знаке. А Бог есть Слово. Ночью мне звонит Юрий Нагибин, извиняется и кричит (именно кричит) в трубку:
- Юрий, ваша "Пьеса для погибшей студии" гениальна! А Клоун просто бесподобен. Кого вы имели в виду? - высоким, звонким своим голосом спросил Нагибин.
На стол вспрыгнул мой кот и посмотрел мне в глаза своими зелеными с черными вертикальными щелями глазами.
- Себя, - ответил я, чуть помедлив, и добавил: - Как Флобер говорил, что мадам Бовари - это он сам. Я услышал заливистый смех на том конце провода, даже хохот. Потом, откашлявшись, Нагибин сказал:
- Я такой же!
Неважно, что говорит собеседник, важно, что напишет автор. Это умеет делать Татьяна Сачинская, она же жена Игоря Снегура - Татьяна Снегур. Он говорит, художник Игорь Снегур говорит, и разговор этот, казалось, является вполне обычным, рядовым разговором, но, воплотившись в текст, становится самостоятельным литературным произведением. Художник уезжает в деревню. Игорь Снегур говорит: "Сегодня у нас в деревне Петрово-Дальнее я, и три очаровательные барышни: Танечка, моя жена, Эля и Вика - ее подруги. Вот и хорошо, что мы в деревне. Сегодня нам повезло - небо совершенно чистое, без обещания дождей, и можно спокойно так посидеть..." Как-то поэтесса Нина Краснова, беседовавшая с Игорем Григорьевичем для "Нашей улицы", спросила у него: "У каждого художника должны быть свои законы и свои правила?" Игорь Снегур ответил: "Главным законом для художника должна быть та сила, которая работает внутри него и которая заставляет его творчество дышать. И художник должен подчиняться только этой силе, чтобы его творчество дышало... Главный закон художника находится внутри него. А кто подчиняется общим правилам и законам и работает по социальным заказам, у того получается формализованное искусство. Формализованное искусство - оно очень легкое. Это не искусство, а его имитант. Его создают не созидатели, не творцы, а ремесленники. А созидателей сейчас становится все меньше и меньше. Но все легкое, как мы знаем, всплывает в воде и находится наверху (как та попса, которую мы каждый день видим на ТВ), и всем становится ясно, что это не искусство. А все тяжелое, то есть все весомое, мы знаем, тонет и находится внизу". Дальше может идти беседа о чем угодно. Я частенько повторяю простую мысль, что дело не в смысле. И даже не в правде, а в удовольствии от беседы, от самой ткани текста, который нужно уметь ткать. А это умеют делать только мастера. А чтобы стать мастером, нужно обнаружить себя в метафизическом мире. Пока ты неизвестен, ты не существуешь. А как стать известным? Очень просто, нужно пожертвовать жизнью ради искусства, иными словами, писать новую картину, когда друзья идут в ресторан. Жизнь нужно положить на алтарь искусства. То, что прочим людям кажется главным: взаимоотношения с родными, близкими, воспитание детей, подбор и расстановка все новых и новых жен, положение на службе, радости жизни - все второстепенно по отношению к искусству. Художник Игорь Снегур мастер ткачества.
Умер Василий Аксенов. В связи с этим многое окрашивается новыми красками. Я издал в память о советском литературоведении следующих советских критиков, работавших критиками за деньги: Ирина Роднянская "Литературное семилетие"; Лазарь Лазарев "Шестой этаж"; Вл. Новиков "Заскок"; Лев Аннинский "Серебро и чернь"; Станислав Рассадин "Очень простой Мандельштам" и "Русские, или Из дворян в интеллигенты", и еще некоторых авторов. Так что можно подвести некоторые итоги, как говорится, предварительные. Литературоведение (критика) - понятие советское. Штатные должности существовали, а их нужно было заполнять. Существовал уровень заработной платы литературоведа (критика). А все оттого, что тоталитаризм создал идеологическую базу для оправдания своего насилия над Словом. Создал колоссальную систему книгораспространения. Бойцы "литературного фронта" должны были строго соблюдать правила игры, и тогда они получали не только паек, гонорар, но даже дачу в Переделкино. В советской литературе не было деления на собственно литературу и на попсу, то есть коммерческое нечто, что жует губами толпа. В одном месте Рассадин говорит, что его раскупали. Он глубоко заблуждается, его "Союзкнига" распыляла до одного экземпляра от Брест до Курил, и этот экземпляр обязательно покупался учителем, врачом, графоманом... С падением СССР прекратила существование и советская литература, включавшая такие понятия как темплан, заявка, тираж, гонорар, Коктебель, должности в секретариате Союза и прочее. Быть писателем научить нельзя. Писателем может быть только одиночка, вышагнувший из социума и сидящий на облаке, наблюдающий бесконечное воспроизводство человеков. Странно, что еще существует Литинститут, аппендикс Советской власти - пора сделать операцию по удалению Литинститута. А всем, желающим изучить строительный материал литературы - Слово, Логос - добро пажаловать на филологические факультеты. Деньги из литературы ушли. Это место - Литература - для Христа, Платонова, Достоевского и Кувалдина. Серьезная литература не попадает в экономическую категорию. Литература - это Литургия, а из храмов торгашей давно вытолкали взашей. Следовательно, писательство - род духовной деятельности во благо Божественной программы. Люди - компьютеры. Рождаются в готовую программу - язык, загружаются этой программой и соответственно программе действуют. Работать нужно на заводе, а в свободное от работы время вносить свою лепту в обновление Красоты, ибо она спасет мир.
Всю ночь читал книгу Ингмара Бергмана «Картины». «Земляничную поляну» я смотрел в конце 60-х годов в клубе «Красный текстильщик» у Дома на набережной. Я был поражен свободой мотивировок, неправильностью композиционных ходов, отсутствием сюжета. О, сюжет – главный враг художника (и друг строкогонов из продажной попсы и Голливуда). Ингмар Бергман дал мне ключ к пониманию многих вещей. Хотя и до встречи с «Земляничной поляной» я писал свои вещи так же свободно, без всякого плана, по наитию. Так писалась «Улица Мандельштама», в частности. Сам Бергман пишет: «В "Земляничной поляне" я без малейших усилий и вполне естественно перемещаюсь во времени и пространстве, от сна к действительности. Не припомню, чтобы само движение причиняло мне какие-либо технические сложности. То самое движение, которое позднее - в "Лицом к лицу" – создаст непреодолимые проблемы. Сны были в основном подлинные: опрокидывающийся катафалк с открытым гробом, закончившийся катастрофой экзамен, прилюдно совокупляющаяся жена (этот эпизод есть уже в "Вечере шутов"). Таким образом, главная движущая сила "Земляничной поляны" – отчаянная попытка оправдаться перед отвернувшимися от меня, выросшими до мифических размеров родителями, попытка, с самого начала обреченная на неудачу. Лишь много лет спустя мать и отец обрели в моих глазах нормальные пропорции - растворилась и исчезла инфантильно-ожесточенная ненависть. И наши встречи наполнились доверительностью и взаимопониманием». Родители из памятников превращаются в обычных людей. Все предшествующие писатели воспринимаются как родители, которые грозят тебе пальцем. И вдруг ты убираешь их с пьедестала, и сам становишься ведущим. Художник – это сильная личность освободившаяся от чьего-либо влияния. Одиночество – счастье художника.
И должен сказать, твердо сказать, что в Галерее А3 только и существует настоящее искусство, в противовес раскатавшей губы везде и всюду попсе. Еще почище попсы раскатывает смазанные долларами сальные губы биенальное (плохое слово, воспринимаемое как банальное) так называемое актуальное искусство, которое к искусству никакого отношения не имеет. Искусством можно называть только сохраняющиеся в бессмертной метафизической программе сейфированные шедевры выдающих художников. Лучший холст на выставке принадлежит художнику Александру Трифонову «Ангел». Блестящая фигуративная работа наиболее полно и глубинно отвечает заявленной теме «Небесные дела», все более приближаясь к постижению трансцендентности религиозной иконописи и модифицированого в черном квадратном знаке мышления Казимира Малевича. По уровню мастерства и художественности с картиной Александра Трифонова может посоревноваться скульптор Ольга Победова, в вертикальном застекленном шкафу показывающая свои шедевры из толстого прозрачного стекла, уходящие мыслью к началу знака – к пирамидам и Моисею. Сюда же бы я отнес нитяную, воздушную, небесную Клару Голицину, смело и гордо несущую знамя авангарда сквозь десятилетия. И как всегда, разумеется, прекрасен Игорь Снегур, чьи холсты с модернисткими овалами и углами я узнаю за километр. Особой благодарности заслуживает директор Галереи А3 Виталий Валентинович Копачев, приветливо открывающий двери всему не от мира сего.
Русский писатель балансирует на грани "жизнь-литература". Но этот баланс неимоверно труден и, по себе знаю, требует мужества и каждодневной самоотдачи. Собственно, это противоречие и побудило меня создать свой журнал "Наша улица". С одной стороны, он стал приманкой для всей самодеятельной литературы, в основном, стихов, которые я перестал воспринимать, как литературу, и, практически, за редким исключением, не печатаю; и, другой стороны, в журнал хлынули те, кто в советское время литературу сделал средством для зарабатывания денег. Эта категория (скоро она вымрет, или уйдет в попсу, ширпотреб) меня особенно раздражает. Они хотят совместить безбедную жизнь с искусством. Такого не бывает. Тот, кто чего-то и добивается в искусстве, тот уходит в монастырь ежедневной работы, напрочь порывает со всем мирским.
Я заканчивал свое эссе «После «Чайки»» так: «Железная птица, вылетевшая из Апокалипсиса, неслась над океаном. Чехов понимал умом, что самолет несся, но зримо видел в окошко, что самолет как бы стоял на месте, над сплошным белесовато-свинцовым ковром, сотканным из облаков. Завис. Чехову надоело смотреть в иллюминатор (окошко) на один и тот же вид этих бесконечных - от горизонта до горизонта - облаков. Он открыл записную книжку и написал: “Тригорин (глядя на чайку). Не помню! (Подумав). Не помню! Направо за сценой выстрел; все вздрагивают. Аркадина (испуганно). Что такое?” Из публики (визгливо, с подковыркой). Постмодернизм, застрелился! Ворона (в черных джинсах и черной водолазке). Жизнь - это одно, а искусство - совершенно другое! Мы присутствуем при конце христианской эпохи. Потому что Библия - всего лишь книга! А Христос - литературный герой! “Боинг” (пролетая над Днепром). И какая там середина Днепра тревожит провинциальное поэтическое сердце, когда тут, черт знает, что происходит!»
Алексей Ивин написал в свое время прекрасную повесть «Игра в дурака», которую я напечатал в «Нашей улице». Гениальный скульптор Дмитрий Тугаринов позвонил мне со словами благодарности за публикацию этого шедевра. Да, это и впрямь шедевр. На днях мне по электронной почте Алексей Ивин из своего Киржача написал, что полный вариант его рецензии на мою книгу «Кувалдин-Критик» размещен на сайте проза ру. В «Экслибрисе» тогда Алексей Ивин писал: «В одном из эссе Юрий Кувалдин (вероятно, с ходу, по памяти) перечисляет на целый лист русских и советских писателей, которых он посадил бы в самолет отечественной литературы (проверщиком билетов выведен Антон Павлович Чехов). Смех смехом, прием приемом, но в целом это впрямь люди, которые хорошо писали, внесли вклад, существенно обогатили наши литературные и духовные фонды, прославились, известны в мире как русские писатели. Жаль только, что еще шевелятся-то из них уже не многие, прочих же употребили, оприходовали, использовали, перевели в категории исторического опыта, а самих их, этих славных людей, и след простыл». Насчет «след простыл» Алексей Ивин ошибается, ибо не нам, современникам, судить о том, чей след живет, а чей «простыл». Мы не будем свидетелями торжества всех тех, кого я упомянул при посадке в «Боинг». Но я твердо уверен, что дерни в будущем одного из пассажиров за ниточку, и все персонажи оживут пред глазами еще не родившегося читателя.
И, конечно, творить нужно бессознательно. Тогда получается что-то путное. Иначе - совок для редакции, секретарь парткома с правильными речами, и бригада, отказывающаяся от премии. Всё это называлось «искусством». Теперь честных коммунистов в попсе сменило мыло. Я уже определил, что коллективные виды деятельности, как то кино, театр, оркестры и прочее - не являются искусством, поскольку выводят среднеарифметическое нечто, подлежащее оплате. А там, где начинаются деньги, там кончается искусство. Искусством я называю только то, что создается одиночками. Там, где уже двое, там нет искусства. Вот в чем истина. Одинокий художник не заинтересован ни в деньгах, ни в успехе, ни в социальных благах. "Прекрасно то, - сказал мой друг Иммануил Кант, - что нравится незаинтересованно".
Книжный магазин «Гилея» о себе
Наш магазин открылся в конце 1992 г. на улице Знаменка, 10, став вторым независимым интеллектуальным книготоргом в Москве – после салона «19 октября», закрытого в конце 90-х. Как и возникшее тремя годами ранее издательство, он получил имя «Гилеи» в честь группы русских поэтов-футуристов и богатств русских лесов. Магазин(чик) по крупицам собирал издания, посвященные авангарду, современную поэзию и разного рода маргинальные и умные книжки (которых тогда выходило крайне мало), чем и заслужил любовь просвещенной публики. Как раз на пике известности «Гилею» выгнали из крохотного помещения. Реинкарнация магазина состоялась в подвале особняка Ф. Шехтеля, на улице Большая Садовая, 4. Место символическое: в этом доме член исторической «Гилеи» Владимир Маяковский и художник Лев Жегин рисовали первую книгу поэта «Я». Со временем в «Гилею» пришли работать ребята, увлеченные скорее современным искусством и политикой, чем культурными экспонатами и торговлей. И магазин, и издательство стали пропагандировать антибуржуазную тематику, художественный и поэтический радикализм, новое знание. Идей было много, а места мало. Третьим по счету местом дислокации «Гилеи» стал ИНИОН – крупнейший институт РАН и самая большая в стране библиотека по гуманитарным наукам. Был открыт интернет-магазин, появился скромный, но содержательный музыкальный раздел (не вынесший, впрочем, испытания рынком). Начавшаяся к концу «институтского» периода модернизация в итоге привела к смене ориентиров: вместо книжного развала с научным уклоном (17 тысяч наименований на 50 м2!) – точечный подбор по принципу «лучше меньше, да лучше». Для этого понадобились новое место и новые книжки. Летом 2010-го магазин переехал на Тверской бульвар, 9, в одно из помещений Московского музея современного искусства – в загадочную пещеру, зажатую двумя скалами-исполинами, магазином «Мир виски» и рестораном «Недальний Восток». Интерьер стал просторным и доброжелательным, как это бывает после удачного евроремонта. Узкоспециальные исследования по гуманитарным наукам потеснились в пользу книг и альбомов по классическому и современному авангарду, актуальному искусству и вечным ценностям, дизайну и фотографии. Расширилась секция малотиражных арт-книг, появилась авторская сувенирная продукция и совсем непонятные вещи. «Гилея» в ММСИ стала функционировать не только как торговая площадка, но и как мини-клуб, где регулярно (обычно по четвергам) проводятся презентации и круглые столы. Нововведения, однако, не повредили главному принципу нашей работы: хорошие книги по очень умеренным ценам.
Книжный магазин «Гилея» Адрес: 123104, Москва, Тверской бульвар, д. 9, помещение Московского Музея Современного Искусства
Магазин работает без выходных с 12-00 до 20-00 (в четверг – с 13-00 до 21-00)
Телефон: +7 (495) 925-8166 E-mail: info@gileia.org
"Наша улица” №142 (9) сентябрь 2011