"Блукания" Ф. Кузнецова
Ограниченный объем настоящей статьи вынуждает нас остановиться на разборе наиболее значимых ошибок и заблуждений разбираемой нами работы и прежде всего десятой главы книги Кузнецова, которая так и названа автором: "''Блукания" историков Макаровых". Что ж, попытаемся разобраться в том, кто же из нас заблудился в "трех соснах" текстологии романа.
Для начала Кузнецов приводит "неблагоприятный" для нас отзыв одного из "противников" авторства Шолохова, Л. Кациса. Задаваясь вопросом о том, что "нового внесли Макаровы в решение вопроса об авторстве", Кацис (с которым солидаризуется Ф. Ф. Кузнецов) отвечает: "Они попытались сравнить ряд мемуарных источников по истории Гражданской войны на Дону с текстом "Тихого Дона"... Настораживает другое: какое отношение это имеет к проблеме авторства?" (Ладно уж Кацис, бывший простой программист, - он никогда не был известен своими научными публикациями по проблеме, работая как постоянный популяризатор чужих работ в этой области. Но зачем же с ним солидаризируется ученый шолоховед? Кстати, первый опыт Кациса популяризации нашего исследования восходит еще ко второй половине сентября 1991 года. Тогда, появляясь регулярно в издательстве "Советский писатель", он ознакомился с ранней рукописью нашей работы и сумел менее чем через неделю опубликовать в "Русском курьере" собственную статью, не снизойдя даже до упоминания о нашей работе. Среди литературоведов возникло в свое время даже выражение "кацисовщина" как проявление совершенно безответственной болтовни по любому поводу. К тому же личная беспардонность Кациса достаточно хорошо известна, например, в связи с подготовкой и изданием книги "Мир Велимира Хлебникова: статьи, исследования 1911-1998".)
А какое отношение к существу дела может иметь сентенция бывшего программиста, журналиста, подвизавшегося на ниве современного литературоведения и ангажирующего "своего" человека в шолоховедении - Зеева Бар-Селлу?
Наш подход здесь был прост и понятен: шолоховские заимствования важны для изучения композиции романа, принципы построения которой с середины текста меняются. Заимствования появляются в тексте одновременно с обрывом многих сюжетных линий, что может свидетельствовать о вспомогательном характере этих частей текста, связавших оборванные Шолоховым нити повествования другого автора. Но, прежде всего, заимствования нам ценны тем, что здесь в чистом виде представляется возможность увидеть "творческую лабораторию" М. Шолохова. Сравнение исходных текстов с шолоховскими вариантами дает в чистом виде информацию как о его писательской манере, так и о понимании заимствуемого текста, исторических реалий времени, а также о направленности, прежде всего идеологических, вносимых им изменений.
Что не понятно здесь Кацису и Кузнецову? Позиция Кузнецова предвзята. Характерный пример пристрастности в книге Кузнецова дает его трактовка нашего подхода к решению проблемы авторства. Он цитирует наши слова о том, что "при научной постановке проблемы авторства... основными для исследователей должны стать следующие вопросы: структура известного на сегодняшний день текста...; выявление главных источников его возникновения; возможно полная реконструкция протографа - исходного первоначального текста романа, если таковой был использован Шолоховым в своей работе; установление авторства этого текста".
Кузнецов далее в своей книге совершает ловкую подмену. Выбросив выделенное жирным шрифтом, проигнорировав выделенные курсивом слова о том, что задача реконструкции протографа встает в том случае, если существование последнего будет доказано, он обвиняет Макаровых в том, что они "под научным подходом понимают только такой, который априори ставит во главу угла существование некоего "протографа", "исходного текста" (С. 611). Любой непредвзятый читатель легко сам увидит одну из важнейших особенностей книги Ф. Ф. Кузнецова - лукавство автора. Совершив описанную выше подмену, Кузнецов, тем самым, просто уклонился от обсуждения основополагающих положений научной постановки сложной и многосторонней проблемы авторства романа "Тихий Дон" и, как это станет понятным ниже, проблемы которая ему в высокой степени трудна и малодоступна из-за недостаточного, а порой и просто слабого представления как о текстологии романа, так и о исторических событиях прошлого.
Показателем этого служит тот факт, что на сотни поставленных нами вопросов об ошибках, несоответствиях и прочих проблемах опубликованного Шолоховым текста романа, Кузнецов ответил лишь на один: о "последней турецкой кампании", то есть на единственный пункт, в котором он смог разобраться и ответ на который подсказали ему "раскрытые козыри" - начальные страницы и план родословной Мелеховых. Получается, что без наших расчетов о Крымской войне и без "обретенной" подсказки - рукописи, автор не видел и не исследовал данной проблемы, либо не смог решить не столь уж сложной исторической задачи.
Прикрываясь подобными спекуляциями, Кузнецов обвиняет нас в том, что гипотезу об авторстве Крюкова мы выдаем уже за аксиому и игнорируем "определяющий судьбу спора факт: наличие рукописи "Тихого Дона"..." Но что означает, спросим мы нашего маститого оппонента, этот факт? Доказывает ли он оригинальное авторство Шолохова, или же это беловые и черновые листы, переписанные Шолоховым с чужой рукописи, скажем, Федора Крюкова? Мы видим, что именно Кузнецов выдает свою гипотезу об оригинальности шолоховских рукописей за аксиому, не зная как обосновать или доказать ее. И скрыв от исследователей, повторим здесь еще раз, саму шолоховскую рукопись, так и не опубликовав ее даже через пять лет после ее "обретения". Остается неопубликованной и не введенной в научный оборот хранившаяся под "его оком" и часть донского архива Ф. Д. Крюкова, Пока "собака на сене" поучает мир, как много значит сено для пропитания, мир остается голодным. А соловья, как известно, баснями не кормят.
Для отвлечения внимания читателей от сделанной им подмены, выдвигает фальшивые обвинения против нас. Ф. Ф. Кузнецов много слов произносит о том, что "научный подход требует другой логики взаимоотношения с материалом" (С. 611), но сам-то он этой логики в своей пространной книге нам не представляет, зачастую лишь повторяя путь, используя наработки и наблюдения наших исследований, сделанные пять, десять и даже пятнадцать лет назад. В завершение отметим полную неуместность для Ф. Ф. Кузнецова, лишь недавно непосредственно приступившего к исследованию сложной и запутанной проблемы авторства, высокомерного тона по отношению к своим оппонентам, которым пронизана его работа.