Писатель больше молчит в своих буквах, нежели говорит. Дмитрий Галковский в «Бесконечном тупике» безудержно, едва успевая набирать в легкие воздух, рассуждает, кажется, обо всем на свете, рассуждает о других писателях, и что удивительно, не надоедает, а втягивает читателя все глубже в свой какой-то даже магнитный текст. Писатель - это четкая форма, это футбольное поле 100 на 50, это 35 тысяч знаков, как «Ионыч» у Чехова, это железная поступь Осипа Мандельштама:
За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей...
Рассказ требует не продолжения мысли, а ее резкий обрыв, как удар копьем в щит. Растекаться копьем по щиту – это уже философия, или бесконечные рассуждения обо всем на свете без руля и без ветрил, хотя и в этом есть великолепные исключения, как в случае с одаренным и остроумным Дмитрием Галковским, вместе с «Континентом» Игоря Виноградова, который тоже очень талантлив в понимания формы. Эти авторы имеют большой запас терпения и не выдыхаются даже на марафонской дистанции. У Дмитрия Галковского форма растекается свободно, как вода из ведра по мраморному полу. Это форма безудержности. Есть и обратные примеры, коих подавляющее большинство. Например, как форму сдержанности понимает художественность писатель из Вологды Николай Толстиков, каждый рассказ которого, как отлитая из золота монета с изображением Георгия Победоносца. Он буквально чеканит свои рассказы.
Юрий КУВАЛДИН
