Несколько лет назад я выпустил книгу Аннинского в своем "Книжном саду" о поэтах серебряного века "Серебро и чернь". Знакомый шофер из бывшей автобазы Госкомпечати СССР на "ЗИЛу-почте" подал задом к окну мастерской скульптора Владимира Буйначева на улице Вавилова, и мы с тремя скульпторами разгрузили 5-тысячный тираж Аннинского. Мастерская большая, как школьный класс. Собственно, это и была когда-то школа, которую потом передали отделению скульпторов МОСХа. И вот Аннинский в незаметном сером пальто, в незаметной серой шапке, с рюкзаком, с мороза входит в мастерскую, как какой-нибудь дядя Вася - грузчик. Грузит пачки с книгами в рюкзак и, шатаясь под его тяжестью, идет продавать книжки. Это сильно напоминает 20-е годы, кооперативные издательства, метель, голод, вой собак и стон нищих писателей. Но Аннинский не унывает: "Как вы хорошо издали книгу! - с улыбкой восклицает он. - В переплете, с золотым тиснением!" И - ни слова о том, что он сам фактически обеспечил финансирование этой книги. Пробил и себе грант через фонд Сороса, и мне финансирование на издание.
Аннинский снимает шапку, лысина блестит под высокой лампой мастерской, бородка придает задумчивость. Аннинский сейчас похож на Ленина в шушенской ссылке. На ходу, обжигаясь, пьет кофе среди скульптур Буйначева, хвалит меня (а я хвалю Аннинского за Шукшина), хвалит Буйначева, хвалит поэтов Серебряного века, хвалит нью-йоркского издателя Перельмана, и просит у меня для его журнала "Время и мы" что-нибудь жизненное. Я усмехаюсь, ведь знает Аннинский, что я жизненное пишу в отличие от графоманов "толстых" журналов.
В мрачном, тесном, каком-то сарайном помещении "Дружбы народов" он, в сером незаметном свитере, в черных неглаженных, как и у меня, брюках, в старых то ли лыжных, то ли туристских ботинках, как и на мне, протягивает номер с моей повестью "Титулярный советник" журнала "Время и мы"...
Аннинский соглашается возглавить московское издание журнала "Время и мы". Изготавливает этот московский выпуск. Тираж - тысяча, уплатил перельмановскими (Перельману показалось - по американским меркам, - что это недорого) тремя тысячами баксов. У меня волосы дыбом. Как? По три доллара за экземпляр? Аннинский круглыми глазами младенца смотрит на меня не мигая. Мол, что-то не так? Я говорю, что красная цена - доллар!
Короче, я оказался заместителем главного (Аннинского) редактора журнала "Время и мы". Аннинский достал бутылку красного вина (у него наступал, кажется, день рождения), и в предбаннике Эбаноидзе (Александра Луарсабовича, главного редактора "Дружбы народов", которому я по сей день благодарен за публикацию моей "зубодробительной" повести "Поле битвы - Достоевский"), налив секретарше, выпили по фужеру.
Приезжает "хозяин" из Нью-Йорка, Перельман. С Аннинским (он в рубашке с короткими рукавами, наступила, кажется, весна), идем в гостиницу "Москва". Вход - напротив Думы, бывшего Госплана СССР, с советским гербом наверху. Лаково поблескивают на солнце черные иномарки с правительственными номерами. Перельман, стройный старик с тонкой полоской усиков, жмет руки, проводит (пропускной режим) в номер. Кресла, большое окно во двор. На журнальном столике стаканы, бутылка коньяка. Выпиваем. Причем без закуски. Почему-то Перельман закуску не предусмотрел. Он начинает принимать от Аннинского и проверять бумаги. Чем-то недоволен. Про какие-то десять долларов спрашивает. Аннинский говорит, что заплатил таксисту. Перельман требует расписки таксиста. Какие еще расписки! Аннинский напрягается, но держит марку, докладывает... Я вижу, атмосфера накаляется... Этот нью-йоркский крохобор долбит свое по каждому доллару... Аннинский высыпает разные квитанции и расписки на стол...
Перельман возлагает надежды на меня как на опытного издателя (еще бы! я ведь напечатал ему тысячу по доллару за экземпляр!). Аннинский желает избавиться от Перельмана... Я нахожу офис через Сергея Филатова в его "Конгрессе интеллигенции" на Новом Арбате в стеклянной высотке. Поражаюсь просторам собственности администрации президента. Дивлюсь самой сути названия "Конгресс интеллигенции". Что это? Как это понимать? Интеллигент - это же одиночка, шарахающийся от всяких организаций! А тут! Может быть, перепутаны понятия и следовало бы назвать "Конгресс номенклатуры" или "Конгресс бюрократии"?! Вот поэтому у нас народ путает интеллигенцию с бюрократией... Проводим заседание редколлегии за огромным полированным столом, развалясь в креслах. Смотрим с птичьего полета через огромные окна на Москву.
Офис Филатова как пришел, так и ушел. Им нужны были деньги, и они посдавали все помещения. С Перельманом мы не сработались, и у меня возникла идея создания своего журнала. И я придумал "Нашу улицу". Хотя я давно мечтал о своем журнале, но истинной причиной стал Аннинский: с Перельманом, с московской редакцией, с публикацией моей повести...
Теперь я уже стал главным сам у себя, и вся редколлегия перешла в "Нашу улицу". Собирались в связи с отсутствием офиса у поэта Александра Павловича Тимофеевского на Кропоткинской. Был звонкоголосый (хотел сказать «звонкостаканный», но постеснялся) поэт Лесин Евгений. Аннинский был пунктуален. Являлся всегда точно по первому зову. Дал статью в первый номер о барде Охрименко "Удар костылем". А потом я вдруг понял, что новому журналу не нужна редколлегия, потому что журнал - это я один, это мой взгляд, мой художественный вкус, мой подход... Я по натуре - кустарь-одиночка. Мое издательство помещается в портфеле. Мой журнал выражает точку зрения одного человека - меня.
Юрий КУВАЛДИН